Фред узнал песню, которую она исполняла на гастролях за неделю до того, как он посадил ее в машину и повез сюда. Он был голоден, и у него засосало под ложечкой. Он спустился в холл, слушая сильный, по-утреннему свежий голос, но, подойдя к открытой двери, остановился, наблюдая за ней.
Она двигалась по кухне и пела — веселая и счастливая. Кухня была наполнена утренними звуками и запахами: шумел кофейник, шипела на сковородке колбаса с салом, звенела посуда. Волосы Кэтрин, еще в беспорядке после ночи, струились по спине. Вот она потянулась к верхней полке посудного шкафа, и ее короткий халат поднялся, открывая длинные стройные ножки.
Кэтрин перестала петь и, досадуя на свой маленький рост, все же ухитрилась достать сверху блюдо, обернулась и увидела Фредерика. От удивления она уронила вилку, но умудрилась спасти блюдо.
— Фред! Ты испугал меня! — воскликнула она. — Я не слышала, как ты вошел.
Фредерик, любуясь ею, не сдвинулся с места.
— Я люблю тебя, Кэт!
— Я тоже люблю тебя, Фредди, — просто сказала она. Сейчас ей не хотелось бурных проявлений страсти.
Он нахмурился, когда Кэтрин повернулась к раковине, чтобы вымыть посуду.
— Ты говоришь таким тоном, словно ты моя сестра. У меня есть две, и я не нуждаюсь в третьей.
— Ну перестань! Я, конечно, не отношусь к тебе как к брату, Фредди. Мне трудно выразить то, что я чувствую. Я нуждаюсь в твоей поддержке, в твоем сочувствии. Ты помог мне этой ночью больше, чем я могу сказать словами.
— Это звучит так, будто я доктор. Я сказал: «Я люблю тебя, Кэт», как любящий мужчина. — В его словах прорвались сердитые нотки.
— Дорогой, ты совершенно не понимаешь, что такое чувство благодарности… Ты лишен его… — Она оборвала фразу, увидев, как у него вспыхнули глаза. Ай, ай! Надвигалась буря!.. Он щелчком выключил газ под дымящейся сковородкой.
— Не говори мне, что у меня есть и чего нет. Я знаю, что у меня есть. — Он взял ее за плечи и потряс. — У меня есть любовь к тебе! И нечего меня за это благодарить! Я не гуманитарная организация! И не Красный Крест!
— Фред!..
Он притянул ее к себе, отстранив блюдо, которое находилось между ними. Ее охватило отчаяние — ну и характер! «Никогда не говори о любви ко мне таким постным тоном». А Фредерик между тем поднял ей голову рукой и стал целовать. Его губы были грубыми и настойчивыми.
— Мне нужно от тебя больше, чем это, гораздо больше. — Глаза его сверкали. — И я получу все, что хочу. Будь я проклят!
— Фред!.. — Она не могла перевести дыхание, ошеломленная силой его взрыва.
— Судьба постоянно загоняет меня в ловушку. Да выпусти же ты из рук это чертово блюдо! — Он употребил еще одно, более сильное выражение по поводу блюда, но она умудрилась его не расслышать.
— Ох, Фред, — Кэтрин обняла его за шею, — у тебя уже есть больше, чем «это», у тебя есть все. Я боялась, я очень боялась сказать тебе, как сильно тебя люблю. Я люблю тебя, Фред Эмбридж! — Теперь она сказала это совсем другим тоном.
Мгновенно и страстно их губы слились.
Фредерик взял ее на руки и понес в холл.
— Так далеко… — прошептала она.
— Ммм…
— Спальня так далеко.
Фредерик с изумлением воззрился на нее: смотри, пожалуйста, какое нетерпение!
— Действительно далеко, — пробормотал он, меняя направление и следуя прямо в музыкальную комнату.
— Здесь мы всегда работаем вместе.
— И сейчас здесь будет звучать великолепная мелодия, — добавил он.
— Ох, Фред, а вдруг появится миссис Даймонд!
— Она убедится в правоте слухов относительно нравов людей, выступающих на сцене. Но сегодня воскресенье, и она не придет…
Прошло много времени. Кэтрин сидела на коврике перед камином и смотрела, как Фредерик шевелит кочергой дрова. Она разогрела кофе и принесла колбасу. Фред уже надел джинсы и свитер, а она все еще была в коротком халатике. Держа чашку двумя руками, она зевнула. Никогда она не чувствовала себя такой разнеженной, словно кошка, греющаяся на солнышке. Она смотрела с нежностью на любимого, в то время как он сосредоточенно глядел на горящие поленья. Но вот он повернулся и встретил ее улыбку.
— О чем ты думаешь? — Фред опустился рядом с ней на коврик.
— О том, какое счастье — вот так сидеть с тобой у огня и пить кофе. — Она протянула ему чашку с кофе, поцеловав его при этом. — Все у нас теперь так, как и должно было быть.
— Именно таково твое представление о счастье? — спросил он, улыбаясь.
— Да, в промежутках между восторгом и экстазом на грани безумия.
— Хорошо, мы повторим «экстаз и безумие». Знаешь, вчера ты чуть не свела меня с ума в этой комнате.
— Вчера? О чем ты говоришь?
— Ты не можешь себе представить, как действует на меня твой голос, когда ты поешь. Смесь невинности со страстью. Эти хрипловатые звуки…
— Ну, может быть, такова особенность моего пения? — Кэтрин поставила пустую чашку на пол. — Хочешь еще один бутерброд? С колбасой… Только она подгорела.
Фредерик оторвал взгляд от солнечного зайчика на стене и засмеялся.
— Ты сделала ее невероятно вкусной.
— Умирающий от голода мужчина не может быть разборчивым.
— А что я уже съел?
— Огромное количество яичницы, — она прищурилась, — из пяти или шести яиц. С колбасой. И еще пять ломтиков бекона. И три огромных бутерброда с джемом. — Она расхохоталась. — Это после любви ты становишься таким голодным?